Неточные совпадения
Однако правительство не решилось
привести приговор в исполнение, и смертная казнь была заменена либо пожизненной каторгой, либо ссылкой в действующую
армию на Кавказ.
Балалайкина, наконец,
привезли, и мы могли приступить к обеду. Жених и невеста, по обычаю, сели рядом, Глумов поместился подле невесты (он даже изумления не выказая, когда я ему сообщил о желании Фаинушки), я — подле жениха. Против нас сел злополучный меняло, имея по бокам посаженых отцов. Прочие гости разместились как попало, только Редедя отвел себе место на самом конце стола и почти не сидел, а стоял и, распростерши руки, командовал
армией менял, прислуживавших за столом.
Легкий набег ветра
привел в движение эту перепутанную, по всему устойчивому на их пути,
армию озаренных солнцем спиралей и листьев.
Усмехнувшись, когда я объяснил, что я подпрапоренко, регулярной
армии отставной господин капрал, Трофим Миронов сын Халявский — он записывал, а я, между тем, дабы показать ему, что я бывал между людьми и знаю политику, начал ему рекомендоваться и просил его принять меня в свою аттенцию и, по дружбе, сказать чисто и откровенно, в какой город меня
привезли?
Жадно ловились все известия из Вашингтона. Солдаты ежедневно ходили на станции покупать номера «Вестника Маньчжурских
Армий». Посредничество Рузвельта принято, уполномоченные России и Японии собираются съехаться… И вдруг приказ Линевича, в котором он
приводит царскую к нему телеграмму: «Твердо надеюсь на доблестные свои войска, что в конце концов они с помощью божиею одолеют все препятствия и
приведут войну к благополучному для России окончанию».
Наконец в
армии был получен манифест 17-го октября. Наш смотритель списал манифест в штабе и
привез его. Стал нам читать. В фанзу вошли два денщика, копошились у кроватей, как будто что-то убирали, и прислушивались.
— Да, да, — поспешно заговорил государь, — тем более, что нам придется серьезно обдумать меры усиления войск, положение европейских государств меня сильно тревожит, надо ожидать новых осложнений, которые могут
привести к новых войнам, надо отыскать средства усилить
армию без обременения государства, так как Гурьев все жалуется на плохие финансы.
— Я
привел мою
армию на помощь Австрии и отправлю ее назад, если австрийский монарх желает обойтись без моей помощи. [И. А. Галактионов. «Император Александр I и его царствование».]
Еще по возвращении русской
армии после Аустерлицкого разгрома зимой начались преобразования по военной части; императору Александру Павловичу хотелось сейчас же
привести наши боевые силы в такое положение, которое допускало бы сопротивление Наполеону.
На пути присоединились к русской
армии отставшие и затерявшиеся солдаты; кто приносил знамя, оторванное от древка, кто
привозил длинными и непроходимыми дорогами спасенную от врагов пушку.
По смерти Александра Павловича в его бумагах нашли список главных начальников заговора, и барон Дибич, убежденный, что этот заговор мог не сегодня-завтра вспыхнуть, счел себя вправе
привести в исполнение последние приказания своего августейшого повелителя. Он послал в Тульчин генерала Чернышева, чтобы уведомить обо всем князя Витгенштейна, главнокомандующего южной
армией, и чтобы арестовать нескольких штаб-офицеров, между прочим, и Павла Пестеля.
«Адъютант князя Кутузова
привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров, для препровождения
армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах ваших предков. Я последую за
армией. Я всё вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его
привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что́ ожидает русскую
армию, нашли себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник гошпиталей, — куда везти раненых; а курьер из Петербурга
привозит письмо, государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть и не один, а несколько) предлагает новый проект, диаметрально-противуположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противуположное тому, что́ говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал, все описывают различно положение неприятельской
армии.
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать
армией. Вы кор д’арме ваш
привели разбитый в Пултуск! тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что́ и выполнить сегодня.
Пьер накануне того воскресенья, в которое читали молитву, обещал Ростовым
привезти им от графа Растопчина, с которым он был хорошо знаком, и воззвание к России, и последние известия из
армии. Поутру, заехав к графу Растопчину, Пьер у него застал только что приехавшего курьера из
армии.